Сколько себя помнит, Владислав Татаринов рисовал всегда, и карандаши, коробочка акварели и кисточка заменяли ему игрушки. Учитель рисования заметил способности мальчика и посоветовал отдать его обучаться в детскую художественную школу, занимавшую здание, в котором когда-то находился Дом пионеров.

Так судьба свела Влада с Иваном Комаровским, первым учителем, преподавшем начала живописи, рисунка, композиции, ставшего потом старшим товарищем, советчиком и судией.

Прошли годы, а тот духовный союз жив, и бывшие изостудийцы, немногие из них стали профессиональными художниками, созваниваются и, пусть нечасто, встречаются, вспоминая, светлая ему память, своего Ивана Сергеевича, открывшего окно в мир прекрасного, укрепившего в стремлении к нему юные души.

Между тем пришла пора определяться, кем быть. Может быть, поступать в кораблестроительный? Или в «строгановку»? Родители настояли: «художества» потом, мужчина должен иметь крепкую специальность. Подал документы в Коломенский педагогический институт и окончил с блеском исторический факультет, получив красный диплом.

Все годы учёбы Влад не забывал уроков Комаровского и сразу после защиты диплома поступил в Рязанское художественное училище, окончательно поняв, что живопись его призвание.

Поначалу имя Татаринова ассоциировалось с фамилией Комаровского: а, этот талантливый мальчик – ученик Ивана. И в самом деле, их живописные работы были в чём-то схожи: та же лёгкость кисти, пастозность, материальность мазка и, главное, радость мироощущения и богатство красок, выплеснутых на холст.

Первые персональные выставки, первые успехи, высокие оценки коллег и зрителей. Обретение самодостаточности, уверенности, собственного почерка. В 27 лет Татаринов член Союза художников России.

Коломенский дворик, заросший травой, с одичавшей, наверное, яблоней. Держась за древние перила, по скрипучим ступеням поднимаешься вверх. Мастерская художника в мансарде старинного особнячка уставлена картинами, на подрамниках и уже одетыми в багет; подмалёвки, этюды…

Сюда не доносятся звуки большого города, и только голос шатровой колокольни выпевает незатейливую мелодию. Ничего не мешает начать неспешный разговор.

Русский импрессионизм – Влад, у нас мощная ассоциация художников, богатые традиции. Можно ли говорить о коломенской живописной школе?

– Думаю, нет. Хотя есть объединяющие начала, питающие воображение и устремления всякого художника – историчность, неповторимый облик старой Коломны, заповедные места, природа. Другое дело, можно говорить о реалистической манере, в которой работает большинство наших мастеров. У нас это называется живописным реализмом или русским импрессионизмом. На чём стояли Геннадий Сорогин и Михаил Абакумов. И его основатели – Левитан, Серов, Суриков, Коровин.
А так художники все разные, непохожие друг на друга – Мещанов, Гринин, Зеленецкий, Ходин, отец и сын Букакины.

И мера таланта у каждого своя. Кому-то Бог дал чувство цвета, у кого-то сильная графика, композиционный дар. И каждый старается максимально использовать свои козыри. А кому-то от природы досталось всё сразу.

Рисунок – высшая точка мастерства

– Не правда ли, в работах наших художников преобладает пейзаж, а портрет, в основе которого лежит умение рисовать, встречается редко. А ведь ещё Микеланджело говорил, что рисунок есть высшая точка в живописи

– Графика входит в обязательный набор умений и знаний художнического ремесла. Но вот портрет меня меньше цепляет, хотя я и пишу портреты дочери и жены. Пейзаж всё же ближе, но и в нём без рисунка не обойтись. Стараюсь, чтобы в моих работах присутствовала архитектура старой Коломны, человек. Это всегда обогащает композицию.

– Что ещё, как ты выразился, тебя цепляет?

– Что-нибудь новое. Вот побывал на выставке работ, написанных в технике пастели, своего товарища Евгения Гринина. Увидел и даже немного позавидовал: как же классно всё сделано! Решил попробовать сам.

Венеция, Флоренция, Мадрид…

– Полагаю, смена обстановки вашему брату идёт на творческую пользу. Раньше выпускники  Художественной Академии ехали в Италию продолжать образование. Как сейчас?

– За казённый счёт ехали только медалисты (смеётся), мы – за свой. Новые впечатления, новые эмоции – это, конечно, здорово. От долгого сидения на одном месте глаз перестаёт быть зорким, замыливается. Ну и кто не мечтал увидеть своими глазами полотна великих мастеров эпохи Возрождения?!
Я осуществил свою мечту, побывал во многих европейских музеях. И смею уверить, большинство россиян имеют о европейской живописи очень неполное представление, основанное на канонизированной истории мирового искусства, написанной советскими искусствоведами, и экспонатах, размещённых в российских теперь музеях. Есть величайшие художники, имена которых не упоминаются в отечественных трудах и монографиях по живописи. Их будто бы не существует, но они есть. Например, всемирно известный Хоакин Соролья, творивший в начале ХХ века. Его смерть оплакивала вся Испания.

Много ли мы знаем о Венецианском биеннале, проходящем раз в два года вот уже несколько десятилетий. В нём собраны лучшие работы мастеров кисти, среди них два русских художника: Филипп Малявин и Марк Шагал.

– Твои любимые художники…

– О, трудно ответить. Левитан, Серов, Коровин, Пластов, Моне, Малявин, Архипов. Я собираю книги по искусству, биографии художников – довольно обширная библиотека. Обошёл все российские музеи, побывал в европейских – Лувре, галерее Уффицы во Флоренции, Прадо в Мадриде. Давно пришёл к выводу, что плохих художников не бывает. Просто нужно рассмотреть в каждом его божественную искорку.

– Кроме коломенских салонов, где ещё выставлены на продажу твои работы?

– Приходится сотрудничать со столичными галерейщиками, их ещё называют маршанами. Они торгуют искусством. Знаю, мои работы находятся в частных коллекциях в Германии, Франции, Польше, США, Сербии, Канаде. Да, ещё и на Мальте.

В исторической ипостаси

– Выставка весной в Доме Озерова чем-то удивила твоих поклонников?

– На ней было представлено 130 моих работ, написанных в течение нескольких лет. Наверное, впервые в моём творчестве прозвучала историческая тема и оказалась востребованной. Видимо, образование историка дало о себе знать. Я выставил триптих «Коломна. 17 век». Не ставил перед собой задачу реконструировать старину, стремился передать дух, ощущение той эпохи. Старался не исказить артефакты. Изучал рисунки архитектора Матвея Казакова и с удивлением обнаружил, что на Успенском соборе купола когда-то были пикообразной формы, а не маковками, как сейчас. Пригодились и виды старой Москвы на картинах Аполлинария Васнецова. От меня ждут продолжения.